Рубрики
Фoтo: deutschlandfunk.de
«СЭ» пeрeвeл интeрвью экс-глaвы Мoскoвскoй aнтидoпингoвoй лaбoрaтoрии Григoрия Рoдчeнкoвa, кoтoрoe oн дaл издaнию Deutschlandfunk.
Пoслe пoбeгa из Рoссии Рoдчeнкoв живeт в нeизвeстнoм мeстe в рaмкax прoгрaммы зaщиты свидeтeлeй. «Пoскoльку русскиe дeлaют всe, чтo в иx силax, чтoбы вeрнуть eгo oбрaтнo в Рoссию, и в связи с тeм, чтo здeсь, в СШA, люди aктивнo ищут Григoрия, чтoбы eгo убить…» — oбъясняeт eгo aдвoкaт Джим Уoлдeн.
Интeрвью дoлжнo былo сoстoяться в eгo кoнтoрe нa Мaнxeттeнe. Нo из-зa мeр бeзoпaснoсти изнaчaльнo зaплaнирoвaнный личный рaзгoвoр с Рoдчeнкoвым прeврaтился в тeлeфoннoe интeрвью. Мeстo, oткудa дeлaлся звoнoк — кoнтoрa Джимa Уoлдeнa.
— Вы мoгли бы oбъяснить, кaк рaзвивaлaсь oргaнизoвaннaя дoпингoвaя систeмa в Рoссии в тeчeниe врeмeни? — вoпрoс Рoдчeнкoву.
— Систeмa дoпингa «глубoкo укoрeнилaсь» eщe с сoвeтскиx врeмeн. Дa и пoслe этoгo примeнeниe дoпингa в Рoссии, кoнeчнo жe, пeрмaнeнтнo рaзвивaлoсь дaльшe. И, скaжeм, зa пoслeдниe дeсять лeт, кoгдa я был дирeктoрoм aнтидoпингoвoй лaбoрaтoрии в Мoсквe, тo рeчь шлa и o быстрoй рeaкции нa нoвыe угрозы и ограничения, и о новых методах выявления допинга, и, конечно же, о том, как их обойти. Мы также должны были всегда реагировать, например, на новые требования ВАДА в том, что касалось международных стандартов для лабораторий. И далее — что самое важное — это не была моя личная инициатива. Это была командная работа. Было министерство спорта, которое все это оплачивало. Они покупали для нас самые новые инструменты, самые новые модели компьютеров. Они давали нам деньги на научные и другие исследования. У нас были хорошие информаторы, которые всегда шли на шаг впереди.
— Когда именно в России зародилась система господдержки допинга?
— В 1980-м. Одновременно с открытием антидопинговой лаборатории в СССР, перед Олимпийскими играми в Москве. Это можно считать началом. Они не могли создать систему, не получив доступ к системе лабораторного контроля за допингом. Это золотое правило. Когда я приступил к работе в московской лаборатории в 1985-м, вся система поддержки допинга уже функционировала.
С тех пор, конечно же, произошло немало изменений. Вы понимаете, невозможно сравнивать 1985 и 2015 год. И еще, появление допинга вовсе не означает, что все люди — такие плохие. Допинг начинается тогда, когда вред от тренировочных нагрузок становится сильнее, чем последствия и побочные эффекты от запрещенных препаратов.
— Ричард Макларен идентифицировал порядка 1000 атлетов, которые участвовали в допинговой программе. Эта цифра верна или их было еще больше?
— Честно говоря, я не знаю точную цифру. Ее никто не знает. Мы же с вами здесь говорим о государственной системе поддержки допинга, поэтому все топ-атлеты были полностью защищены, их не могли дисквалифицировать. Это означает, что их охранял допинг-контроль в России. Они всегда находились в безопасности.
— В каких видах спорта и в каких дисциплинах это было?
— Если говорить про Сочи, то самыми проблемными федерациями были лыжи, биатлон, бобслей, сани и частично женский хоккей. Возможно, конькобежный спорт. Но сам лично я никогда не был на связи с атлетами из зимних видов спорта.
КАК МЕНЯЛИ ДОПИНГ-ПРОБЫ
— Было ли возможно, что подмена допинг-проб проходила таким образом, что задействованные в них атлеты могли об этом не знать?
— Нет, это было абсолютно невозможно. Ни один топ-спортсмен из национальной команды не является столь наивным. Им еще в 2012 году сообщили, что они должны собрать чистую мочу. Атлеты сдавали ее либо после тренировок, либо после сауны, либо после еды. Да и впоследствии наша «команда Дюшес» вела себя дисциплинированно и была полностью в курсе, что предстояло сделать. А почему они это отрицают? Да потому что они не просто спортсмены. Они офицеры армии и полиции! И они никогда не нарушат присягу.
— Вы могли бы описать, как именно функционировала подмена позитивных допинг-проб в Сочи? Вы меняли допинг-пробу А? Когда и почему? И что происходило с пробой В?
— Ответ прост. Мы по ночам меняли пробы А и В. Сначала пробу А, в тот момент мы уже могли предоставить чистую пробу в распоряжение лаборатории. Все это должно было происходить ПЕРЕД анализом первых тестов, то есть все должно было быть готово к семи утра. Это было самое важное, если сравнивать с предыдущими годами. Проба менялась не ПОСЛЕ анализа, а ДО. Потому что результат анализа перепроверялся иностранными «экспертами».
— А что с пробой В?
— А с пробой В мы поступали так. Когда мы получали пробы, приходил Блохин (агент ФСБ — пояснение авторов), брал мочу и нес ее в лабораторию, чтобы распечатать и открыть пробирки. После этого мочу с допингом заменяли на чистую, а потом с помощью разбавления либо добавления соли доводили до определенной плотности, так чтобы получалось 120 миллилитров чистой мочи.
Мой коктейль не сделает из обычных атлетов суперспортсменов. Мой коктейль не выведет тебя в финал стометровки в легкой атлетике. И мой коктейль не позволит тебе выиграть медаль в этом финале. Дело не в моем коктейле. Дело в тренировках и в подготовке. Но если ты на последнем метре или двух на дистанции 100 метров, и когда речь идет о сотых или тысячных долях секунды, вот тогда мой коктейль работает. И благодаря нему ты можешь выиграть золото вместо серебра.
Мой коктейль — это последняя капелька, которая позволяет воспользоваться моментом и приводит к завоеванию медали. Но ты должен хорошо тренироваться и быть отлично подготовленным, чтобы коктейль тебе помог. Это как с ракетой. Если ты зальешь ракетное топливо в бульдозер, то он все равно останется бульдозером. Вот так же и с коктейлем.
АГЕНТ ФСБ КОНТРОЛИРОВАЛ ВСЕ
— Какую роль играла Федеральная служба безопасности, и в частности агент ФСБ Евгений Блохин, перед и во время Игр?
— Блохин контролировал все. В лаборатории в Сочи он взломал встроенные механизмы наблюдения и контроля. Все же записывалось. Например, сигнал тревоги на холодильнике с допинг-пробами манипулировался. Так что можно было вынимать допинг-пробы из холодильника для их подмены, а потом возвращать обратно, но сигнал тревоги не срабатывал, и изъятие проб не фиксировалось.
Конечно, все это шло с самого верха, от президента. Потому что только президент мог «ангажировать» ФСБ на такое специфическое задание.
— По вашему мнению, это абсолютно ясно, что Путин знал о планах по замену допинг-проб на Зимних Олимпийских играх в Сочи?
— Да, он не может этого отрицать.
— По какой причине Путин так сильно был в этом заинтересован? Из-за значимости Олимпийских игр для России?
— Конечно, конечно. Игры в Сочи в России были абсолютно важнейшим проектом для Путина. Ему не нужно ничего доказывать, кроме как добиться успехов на Олимпийских играх — это было все!
— Правда ли Нагорных хотел, чтобы вы манипулировали пробами украинского биатлониста?
— Да, да, да. Замминистра спорта Нагорных хотел выиграть любым путем. И поскольку мы имели возможность распечатывать пробирки с допинг-пробами незаметно, он стал думать в другом направлении. Я был в шоке. Он спросил, можем ли сделать чистую допинг-пробу позитивной. Для меня это было абсолютно неприемлемо. В апреле 2013 года в Москве проходила биатлонная гонка на искусственном снегу. Там было много зрителей, шикарная атмосфера. Нагорных дал приказ, он дал задание РУСАДА — взять пробы у украинской спортсменки Виты Семеренко. Без разницы, где бы она не находилась, и что бы не предусматривал план по забору допинг-проб.
Просто возьмите пробы. Он знал номер и числовой код на ее пробирке и спросил меня, можем ли мы это сделать. Можем ли мы открыть пробирки и заменить содержимое мочей с содержанием допинга. Я был абсолютно в шоке. До этого момента я сделал сотни, а может и тысячи допинг-проб из положительных отрицательными, но наоборот — никогда. Вы можете себе представить — за 20 лет меня никогда не просили сделать из отрицательной пробы положительную. Но Нагорных хотел именно этого. Представляете? Конечно же, я сказал ему, что она — топ-спортсменка и что мы не можем так просто манипулировать ее мочой.
Мы не могли этого сделать. Вот представьте, в Москве мы бы получили позитивный результат, а два дня спустя ее бы протестировали международные службы допинг-контроля. Она же относилась к международному пулу спортсменов, которых тестируют на допинг по всему миру. И если ее проба окажется чистой — как мы объясним, что в Москве допинг-проба оказалась положительной, а два дня спустя спортсменка оказалась чиста? Таким поступком мы могли похоронить весь «проект Сочи». Я убедил Нагорных, что это опасная идея и ошибочный путь. И наконец-то он со мной согласился. Но он предвидел и опасался того, что украинская спортсменка завоюет в Сочи золото и Россия останется лишь на втором месте. Это происходило еще в октябре 2012 года, когда мы обсуждали медальный план на Сочи-2014.
После завоевания всего трех золотых медалей в Ванкувере Нагорных сказал мне, что в Сочи мы должны завоевать 15-16 золотых наград. Я был абсолютно разозлен — и как мы этого добьемся? Их расчет за два года до Сочи был на 15 золотых медалей.
— Как много проб мочи находились в московской антидопинговой лаборатории в тот момент, когда вы покинули Москву?
— Возможно, 2000. У меня все есть в компьютере. Мы можем посчитать. Но самое главное при этом: все пробы в Московской лаборатории — «чистые».
Очень важно было перепроверить ДНК элитных спортсменов, прежде чем подменять мочу. По данной причине мочу следовало контролировать в нашей московской лаборатории. Мы были как последняя линия обороны. И важнейшей работой для «защиты» атлетов под допингом была замена мочи. Для этого мы брали чистую мочу, которую ранее сдавали спортсмены. Мы хранили ее в условиях глубокой заморозки. Но часто оказывалось, что моча из морозильной камеры не годится для применения. И тогда мы брали мочу других чистых спортсменов или даже тренеров. Так выглядела коррупция в РУСАДА.
НИЧЕГО НЕ ИЗМЕНИЛОСЬ
— Никита Камаев (бывший исполнительный директор РУСАДА. — Прим. «СЭ») был убит, — говорит Родченков. — Таким образом, исчезла важная часть доказательств и информации о том, как работала государственная программа за пределами лаборатории. Например, как зависимы были атлеты от места сбора допинг-проб мочи.
— Можете ли вы в общем и целом предсказать, когда все пробы с Олимпийских игр и чемпионатов мира, которые находятся на длительном хранении, будут заново протестированы?
— Результат показал бы, как сильно допинг распространен в спорте. И доказал бы, что все предыдущие системы допинг-контроля были бесполезными. Да, таков был бы единственный результат.
— Каким было качество допинг-тестов в антидопинговой лаборатории на Олимпийских играх в Лондоне в 2012 году?
— Убогим. По правде сказать, лаборатория не была оснащена должным образом, чтобы идентифицировать новые субстанции, такие как долгосрочные метаболиты, или остарин, или GW1516. Но для меня абсолютно ясно, почему лондонская лаборатория игнорировала новейшие открытия, хотя они уже существовали. Чтобы мои высказывания не звучали голословно: просто вспомните, как много проб с Лондонских игр оказались позитивными после перепроверок спустя время. Это говорит само за себя. Лаборатория не была подготовлена. Представьте себе, если бы во время Игр в Лондоне лаборатория была оснащена по всем новейшим требованиям науки, то было бы зафиксировано 20 позитивных допинг-проб в легкой атлетике и еще двадцать в тяжелой атлетике! Что это означает? То, что тяжелая атлетика не должна присутствовать на Олимпийских играх на протяжении, скажем, лет восьми.
— Был ли своего рода государственный план или допинговая концепция — возможно, не столь хитрая и четкая, как в Сочи-2014 — чтобы скрывать случаи применения допинга в России? Как проходила подготовка атлетов к Олимпийским играм в Пекине-2008 и Лондоне-2012, прежде всего в легкой атлетике?
— Когда мы готовились к Пекину, был оралтуринабол. Сначала — половина пилюли оралтуринабола, на другой день — полтаблетки метанолона, на третий день — полтаблетки оксандролона. Между Пекином-2008 и Лондоном-2012 мы поменяли нашу страгегию, мы все контролировали.
— Вы замечаете, что у России меняется менталитет по отношению к допингу?
— Нет. Менталитет каким был, таким и остался. Это менталитет обмана, лжи и отрицания. Вы же знаете, есть «правда» для внешнего мира, особенно для Себастьяна Коэ или Крейга Риди или Томаса Баха — что якобы Россия сделала большой шаг вперед, что российские атлеты теперь самые наичистейшие в мире. Но все это, конечно же, просто слова и своего рода пропаганда. Потому что все спортивные функционеры, которые были вовлечены и знали о допинге, неприкасаемые и по-прежнему при должностях. Никто из атлетов не наказан. Вы же понимаете: зачем атлетам говорить про себя правду, ведь тогда они должны будут вернуть свои золотые медали. А если молчать, то избежишь наказания.
У тебя останется твоя машина, твоя квартира. Твоя жизнь прекрасна. И еще, русские сделают тебе копию твоей золотой медали, и ты повесишь ее дома на видном месте, вместо настоящей. Никаких изменений не было и нет. Россия, как и раньше, — ДОПИНГОВАЯ СТРАНА. Абсолютно ничего не изменилось.
Я НИ О ЧЕМ НЕ ЖАЛЕЮ
— Что означает для ранимой русской души — выступать на Зимних играх под нейтральным флагом, без национального гимна и в нейтральной форме?
— Эти символы никого не интересуют, это же просто символические вещи, ничего более. У России нет выбора: сейчас есть нейтральная форма, и это надо принять. Вы знаете, это первая волна эмоций, а дальше все позабудется, все, что касается гимна, флага и нейтральной униформы. Все ок.
— И вы также не считаете, что выступление без флага изранит «русскую душу»?
— Ни в коем случае. Русскую душу уже ничего не изранит. Она уже изранена русской пропагандой и «причудливой» политической атмосферой.
— Как вы себя чувствуете после всех этих угроз в ваш адрес?
— Я наслаждаюсь каждым новым днем и радуюсь, что живу, что занимаюсь любимыми делами. Но как я могу оценить, в безопасности я или нет. Когда рядом наемный убийца, это невозможно оценить. Единственное, что меня по-настоящему заботит — я беспокоюсь о моей семье, которая все еще в России, я беспокоюсь о своих детях, о жене и, конечно же, о моей собаке.
— Григорий, после всего того, что вам пришлось пережить, вы сожалеете, что вывели на чистую воду допинговую систему России? Вы бы поступили так еще раз, если бы у вас была такая возможность? Вы бы снова стали осведомителем?
— Я сделал дело, которое важно для всего мира. Я показал, как много проблем есть в спорте и в системе допинг-контроля. Кто-то должен был об этом рассказать. И я рад, что находился в центре системы допинг-контроля, и что потом все изменилось, и я вынес в свет всю информацию о махинациях. И я ни о чем не желаю. Да, я поступил бы так снова.
— Вы рассказали нам всю свою историю и сказали, что изначально знали: однажды вы предадите ее огласке. Скажите, вам стыдно за то, что вы были частью допинговой системы в Сочи или в России?
— А почему я должен стыдиться? Нет, мне не стыдно. Я рассказал людям правду, потому что все эти вещи в спорте влияют и на политику, и даже на историю, которая вершилась после успеха на Олимпийских играх. Успех в Сочи сделал Путина агрессивным. Россия — это страна, где нет морали и нет стыда. И как назло, я же тоже русский — теперь вам все понятно?
Дмитрий СИМОНОВ, Спорт-Экспресс